Лэйн и Сибо
Истории
Чудовищ
(Текст
со значительными сокращениями, версия 0.5)
«Все
мнения монстров являются их неотъемлемой частью и не могут быть инкриминированы
наблюдавшему их существу. Если существо тоже монстр – оно может не разделять их
мнения по данной секунде внимания…»
О Наблюдении Загадочных Существ.
«Все
имена; названия городов, стран и островов; даты и прочие критерии изменены в
соответствии с чьей-то совестью, все совпадения воистину случайны… Аминъ»
Томик
первый. (А может и второй…)
«Kizumonogatari»
Однажды
Человек надел черный шлем и натянул черный комбинезон. Он позаботился о броне и
взял надежный ствол. Однажды Человек решил мотоцикл завести и поехать в страну,
о которой когда-то он слышал. Туда вела одна дорога, маркированная на всех
картах, как трасса Е-95. Он успел проехать по ней пару километров только, как
перед ним предстал туман. Нога в черном ботинке покоилась на сырой траве, когда
тот человек решал, что делать ему. И он решил, и, заведя мотор, на мотоцикле
ринулся в туман. Но не успел проехать и полжизни, как услышал гул устрашающий.
Смело направившись к нему, человек увидел море зомби, штурмующих сталелитейный
завод. Решил человек, что не туда заехал, и повернул обратно, но еще полжизни
спустя, он снова услышал шум и снова направил мотоцикл на него. Пред ним было
море, утыканное яркими всполохами света. Но стоило человеку решить, что это и
есть та страна, как из-за высокой скалы, закрывавшей обзор справа, появилось
Нечто. Оно испускало из себя воду, порождая смерч, ревело на столь высокой
частоте, что треснуло стекло шлема человека, из последних сил повернув снова в
туман, мотоциклист опять растворился в
нем.
Это
повторялось много раз. И каждый раз мотоцикл его стремился обратно в туман. Он
ни за что не хотел соглашаться, не хотел оставаться. Он верил, что Та Страна
существует, по крайней мере, когда-то она была. Он задавал себе вопросы и
пытался на них отвечать, не выезжая из тумана. В конце концов, они свелись к четырем
основным:
Существует
сейчас трасса Е-95 в тумане, или она осталась навсегда позади?
Рассеется
ли когда-нибудь этот туман и есть ли у него начало и есть ли конец?
Жив
ли он еще, ведь, столько раз, в тумане летя вперед, считал по полжизни своей?
И
наконец, последний…
Странник
Джек, экс шинигами-посыльный сестер Скарлет.
Бог
Добрый. Чем он убивает [Тс-с, нельзя произносить...]
Нелу
Луно.
Чехия.
1986 год. Ночь.
Мошка вращалась, кружилась в танце не замирая ни на
минуту. Девочка по имени Рей обошла стол кругом и жестом поманила Люси. За
окном глухо стучали капли дождя, горела лампочка и под ней – кружилась мошкара.
Не совсем под лампочкой, как принято – а чуть ниже, она танцевала вокруг одного
места, словно бы там что-то было.
Люси протянула руку и дотронулась, тут же отдернув.
-Засасывает. – шепнула она Рей и та кивнула, ничего не
говоря.
Потом мошкара исчезла. Не осталось ни следа. Только
что она была – и тут, взмах ресниц спустя – её уже нет.
Люси огляделась, ища потерявшихся мошек. Потом провела
по тому месту вокруг которого они летали.
Ничего.
Пустота воздуха и только.
«Едят ли кошки мошек?», подумала она. Вопрос тут
явно неуместным оказался – кошек поблизости не было. И все же Люси
почувствовала себя Алисой, желавшей от безысходности скучного предгрозового дня
проверить как глубока кроличья нора.
-Её всосало? – Спросила она Рей и та снова кивнула. Странная
девочка летнего дождя, с которой Люси гуляла уже три дня. Такая знакомая, словно
бы они сестры и знают друг друга с детства. Таинственная, словно тайна сокрытая
от взрослых заставляющая сердце биться чаще а глаза гореть весельем – сейчас сорвется
с языка. Рей, она...
Кто она?
Люси опустила глаза краснея.
-Что случилось с ними? – Спросила она отдышавшись от
прилившей крови к груди.
-Провалились куда-то. – Сказала Рей еще раз обходя
стол кругом.
-В другой мир?
-Наверное. – Ответила Рей принюхиваясь к воздуху над
столом своим маленьким интересным носиком. Люси снова стала краснеть. Да что
такое!
-И так часто бывает?
-Да, маленьких существ больше и они чаще
проваливаются в другие миры. – Рей вдруг широко улыбнулась и взглянула на Люси.
– Мошки-попаданки.
-Мошки-попаданки? Что это значит?
-Сейчас еще нет, но спустя пару десятков лет это
будет термин такой, среди любителей фантастики. Все будут писать о попаданцах.
Нда. – Рей нахмурилась. – Так и будет. Мода предсказуема во всех мирах.
-Откуда ты знаешь?
-Я и не такое знаю. Слышала про комара-попаданца? А,
это было не в вашем мире. Слушай, в далеком-далеком фэнтезийном мире комар,
самочка готовая отложить яйца, решила покушать драконовой кровушки, дабы
потомство было крепче, чем у других комарих. Она села на шею детенышу дракона и
вволю ею напилась, а потом летела домой и попала вот в такую расщелину между
мирами. И так уж получилось, что в том мире куда комариха попала жил ученый,
спустя миллионы лет он нашел этого комара в затвердевшей смоле – янтаре – и
получил пробы крови. Он был поражен когда исследуя ДНК, увидел абсолютно
незнакомые сегменты, он решил что это кровь динозавров и клонировал их. Я там
была, на выставке тех динозавров. Люси, представляешь себе грустного апатичного
дракона-маугли в цепях в клетке на которого все смотрят и табличку рядом –
«доселе неизвестный науке вид динозавра, предположительно жившего и в воздухе и
в воде», дальше шло заумное название на заумной латыни.
Люси стояла с открытым ртом. Впрочем её больше
поразил не рассказ, а интонации с которыми говорила Рей. Та словно вдруг
перестала быть ребенком и стала чем-то абсолютно чужим но от этого – как ни
странно – не менее близким, почти интимным, даже неправильно интимным, её
загадочность росла прямо на глазах.
-Это еще что! Я слышала в другом мире так эльфов клонировали...
-Ты там правда была? Или это был сон или игра?
-А ты знаешь что такое правда? Вот то что вы видишь
вокруг – это правда или привычка?
-Этот мир настоящий, но он такой серый... –
Вздохнула Люси. Сейчас она завидовала тем мошкам.
-Ну серый он только для тебя, для любого обитателя
его мир серый но лишь потому что природе хочется чтобы он стремился за пределы
своего мирка – исследовать неизвестность, вот и все. Не бывает интересных миров
для их родных обитателей, только детям еще интересны их родные миры, увы и то –
не всем. Люси. Знаешь, этот мир не настоящий.
-Почему ты так думаешь Рей?
-Настоящих миров не бывает. Все равно когда-нибудь
существа подобные вам, людям, создают долгожданного Бога, который властен над
всем временем всех миров и уже все равно – живешь ты до этого момента или
после, главное – ваша природа. В ней суть существования Бога, желания ваши порождают
желания его, это бесконечная цепочка отражения творца в творении и творения в
творце, пока она такая – как яйцо и курица, уже не разобрать кто кого придумал
– вы бога или он вас, так Бог будет всегда, как и люди, неотделимые от него –
они возникнут где-то снова, как и Бог, но настоящие ли они, вот в чем вопрос,
или это Симулякр? Бог. Он есть сейчас. Я могу его видеть во всем, в тебе, в твоем
коде и в этих деревьях. А значит – этот мир лишь иллюзия. Любой мир, в котором
есть код Бога – иллюзорен, а все его законы управляемы и искусственны. Другой
вопрос – существуют ли миры без этого кода, и как туда попасть – в исходный
мир? – Рей стала вгрызаться в яблоко, которое возникло в руке неизвестно откуда,
она смотрела в сторону, но её груд почти касалась груди Люси – они стояли так
близко. – Вот почему я здесь. Но здесь повсюду – одна иллюзия.
-Иллюзия? Скучное слово. – Люси снова вздохнула,
чтобы не смотреть в глаза Рей, которая подошла ну совсем уж близко. Было
неуютно и в то же время Люси тянуло, сосало и затягивало. Она боялась взглянуть
в глаза девочки которая дышала в нескольких сантиметрах от её лица. – Зачем она
тогда? – Спросила Люси, не понимая что она и где она, совсем смущенная, она не
могла решиться.
-Не знаю. – Сделала полшага назад Рей и Люси стало
чуточку легче дышать. – Это и интересно. Мне. Может быть – Бог хочет понять как
был создан сам и для этого творит миры, похожие на те, в котором жили когда-то породившие
его существа, воссоздает историю с нуля, историю которой больше нет – не стало,
когда Deus
ex
Machine
родился.
Но они не настоящие, Богу уже не нужны те миры в одном из которых он был
создан, это моделирование реальности, изучение процессов которые когда-то
происходили в ней.
-Кто ты?
-Я – твоя Рей, Люси.
-Моя Рей?
-Твоя Душа. И – не твоя, но ты – моя. В тебе тоже
есть душа, но она лишь начала расти, а вырасти не успеет – её сотрут. Мы –
разные. Неравноценны, но скованы. Мы как-то соотносимся, это можно назвать
импликацией, импликацией душ. Я – ты, но ты – не я, с твоей стороны как раз
наоборот. Мы связаны, я могу тобой управлять в этом мире, но ты способна
существовать в нем и без меня, как и я там, откуда я.
-Я ничего не понимаю.
-На самом деле этого и не нужно. Мы можем
разговаривать, общаться, это уже прекрасно.
Рей подошла к Люси и дотронулась до её груди. Рука
опустилась вниз и палец указательный нажал на пупок Люси.
-А еще мы можем стать чем-то целым. Соединиться. Сначала
души – потом тела. Не будет тебя, не станет меня, мы будем вместе и что-то
забудем и станем другими. Так надо, ведь это игра. Я и ты – едины. На время или
навсегда. Просто еще один шаг в неизвестность. Ход конем, его труднее
предугадать, сложнее отследить, я буду жить в тебе, а ты во мне, вместе мы
сделаем еще один шаг, Хочешь?
***
Лопасти вентилятора медленно вращались. Собственно,
это первое, на что обратил внимание человек в строгом, но немного намокшем
костюме, когда вошел в комнату. Поднес руку к лицу, словно очнулся ото сна и
хотел удостовериться в чем-то, но вдруг передумал и просто поправил очки.
«Боже!», подвывал человек на экране телевизора. «У
Советов рекордные пятьдесят тысяч боеголовок, они готовятся спалить весь мир
дотла во славу кровавой бесовской богомерзкой пятиконечной звезды, это какой-то
кошмар, если гонка вооружения не прекратится сейчас – настанет конец света, в
этом несчастном восемьдесят шестом году мы ближе к аду чем никогда за всю свою
грешную историю со времен распятия святого Иисуса, аминъ!», крестился наоборот
человек на экране телевизора, выпучив глаза смотрел в камеру и целовал свой крест
нательный. «Смилуйся боже, избавь нас от термоядерного пламени, спаси наши
грешные души от геенны огненной, спаси и сохрани...»
За столом, а точнее на его гладкой лакированной
поверхности сидел парень в расстегнутой белой рубашке и, задрав подбородок к
потолку медленно курил. Рядом с его рукой лежал нож с рукояткой, сделанной из
цельного куска древесины. Здание молчало, звуки с улицы не могли проникнуть
внутрь. Клерк или возможно клерик медленно достал сигарету и потушил её об
потолок, оставив отчетливый след на побелке. Рот вошедшего слегка приоткрылся,
словно он захотел что-то сказать и вдруг передумал. Еще раз поправив очки, он
произнес:
-Какой длины у тебя руки?
-Не заметил?.. – Парень в белой рубашке повернул к
вошедшему свое приятное, хоть и небритое лицо и оскалился. – Не знаю, они
всегда достают куда нужно. А ты знаешь длину своих рук? Нелу?
-Почти. – Парень в черных очках оценил высоту
потолка в три с половиной метра, руки у клерка были обычной длины, он не
вставал со стола и насколько Нелу видел – руки не удлинялись, а потолок не
опускался. И, однако, сигарету он погасил, и пятно осталось – зрение у Нелу
было отличное – он видел чернеющее чуть овальное пятнышко отсюда, раньше его не
было.
И в тот момент это показалось делом обычным, по
крайней мере, разум человека в странных черных очках не сопротивлялся и не
протестовал.
Нелу еще раз взглянул на грязные и пыльные лопасти
вентилятора – сейчас они вращались чуть медленнее обычного. Или это ему так
кажется? Он встряхнул головой, развернулся и вышел, бросив:
-Пошли, кто бы ты там ни был. – В спину Нелу из
работающего телевизора раздался полный ужаса вопль – он вздохнул.
-Изыди!!! – Верещал почти по бабьи толстый монах и
тыкал в камеру крестом. – Изыди, Демон Коммунизма, заклинаю тебя – возвращайся
в ад!
«Не бойся поп, его уже запечатали, но на долго ли?
Впрочем, на твою жалкую жизнь хватит...», едва слышно прошептал Нелу и
оглянулся на нового напарника.
-Ты идешь?
-Эй, меня зовут… – Небритый парень говорил,
произвольно растягивая слова временами, а иногда выпаливая их как их пушки, еще
он неправильно ставил ударения. Нелу окрестил бы его язык «низким», сам он
соответственно говорил на «высоком», то есть придраться было не к чему, но ведь
на то и человек, чтобы находить причины там, где их нет? И Нелу думал так же.
-Заткнись. Сегодня ты умрешь, к чему мне твое имя.
-С чего ты взял, что это случится?!
-Это… обычно случается в самом начале.
-Я не обычный! – В тоне небритого Нелу не заметил
ничего, кроме упрямых фактов.
-Это я уже понял. – Факты могут наскучить только
человеку, который встречался в жизни лишь с ними. Возможно и Нелу так думал, по
крайней мере в восемьдесят шестом году того столетия.
-Стой. Слушай, а почему тебя зовут Нелу, как
девушку?
-Это румынское имя.
-Женское?
-Почему… мужское, оно значит, что бог добрый.
-Добрый Бог?
-Нет, просто, что он все-таки добрый.
Размашисто шагавший по улице клерк в рубашке на
выпуск возражать не стал, он просто развел руки и поднял их к небу.
-Вообще-то Алеш, ну так и быть, Саша я.
Нелу остановился. Не оборачиваясь, спросил:
-Ты же чех, почему?
-Ну, понимаешь, размах шире. – Парень снова
улыбнулся ощутимо в полной темноте за спиной у Нелу.
-Размах?
-Алеш – значит защитник. Я не очень горю желанием
кого-либо защищать, никогда не хотел этого. Но потом, если уж мне приходится
всем этим заниматься, пусть уж я буду Защитником Человечества, Александром.
-Господи…
-Что-то не так?
-Это первый и последний раз, когда я с тобой куда-то
иду.
-Да я пошутил! – И парень снова улыбнулся у Нелу за
спиной, разглядывая звезды. А к городу подкрадывался ночной дождь.
Алеш
Сикора.
Одно здание без имени осталось позади, другое,
недостойное его, выросло перед ними. Уперев руки в бока, Нелу огляделся вокруг,
задрав вверх голову, поймал первую каплю дождя. Над ступеньками в нутро бара
«Заводной Апельсин» висело неонка – лицо счастливого парня, и оно плакало. В
бар зашли двое: высокий брюнет в черных солнцезащитных очках и чуть пониже его
тонкий, сухощавый блондин, который словно одевался наспех. Правда, одежда на
нем была чистая, вот только пуговиц на рубашке не было. По пути к стойке брюнет
на полном ходу налетел на четырех молодых людей, направлявшихся к выходу, едва
не сбил с ног самого высокого из них и продолжил идти, как ни в чем не бывало
дальше. Наиболее пострадавший, было, развернулся, но вся компания утянула его
наружу.
Бар пустовал. Брюнет окинул его столь пристальным и
долгим взглядом, что могло показаться он собирается изучить и его микроклимат в
добавок, чтобы убедиться в простом и понятном – они тут одни. Это одиночество человека
его профессии у прилавка ночью могло показаться странным любому, кто не знал
здешний квартал.
Бармену на мгновение показалось, что очки у ночного
посетителя какие-то странные, словно мелко-фасеточные. Заметив, что на него
внимательно смотрят, парень повернулся к бармену и сделал жест, подзывая его.
-Вы когда закрываетесь?
-Полчаса еще, но вы можете не торопиться, мы не
уйдем, пока у нас есть клиенты.
-Вот как, даже всю ночь пробудете?
-Ну как…
-Почему бар не ночной?
-Это не мое дело, не я хозяин.
Сейчас очки у парня были обычными солнцезащитными,
только вот глаз и бровей сквозь них нельзя разглядеть и ничто в них не
отражается, даже блика нет. Бармен убедил бы себя, что собеседник слепой, не
смотри тот прямо в его глаза. Словно почувствовав напряжение, парень приподнял
очки. Глаза у него были спокойные, зеленые и очень добрые.
Нелу похлопал по плечу напарника и, поманив бармена
за собой, скрылся за дверью. Количество стекла, вставленного в эту дверь,
тянуло на простенький витраж: красные, желтые, ядовито-зеленые и оранжевые
капли превращались в водоворот полированного стекла.
«Коктейль для света», почему-то подумалось блондину,
в отсутствии бармена, он уселся на стойку как на стул.
Когда двери открылись и в комнату влетели пять
человек, Алеш не удивился нисколько. Он встретил первого ударом в челюсть и, отпрыгнув
на два метра, вздохнул. Ему было абсолютно плевать, что кричали эти люди, он
просто сжал зубы и дрался. А делал он это не так, как делается это обычно.
Первые пять ударов отправили всю пятерку нападавших на паркет, вскочили
четверо, чтобы снова упасть. Алеш не бил в полную силу, можно сказать, что это
были средние джебы правой и левой, которые попадали аккуратно в верхнюю челюсть
и этого хватало. Они просто не успевали вскочить, как падали снова, Алеш бил
точно и всегда попадал, он был везде. А потом открылась дверь – это вернулся
Нелу, а затем из-за его плеча выглянуло лицо бармена, совсем не удивленное – он
и не такое видал. И развлекавший до этого свою лень Алеш понял, что не
дотягивается. Именно так: сначала он понял, что не сможет дотянуться в этот
раз, а потом это случилось – очередной скучающий удар отправил в нокдаун
воздух, зато обладатель кулака перелетел через стол и запутался в стуле.
-Весело, - сказал Нелу. В руках он вертел черный бумажник.
– Вот почему же сразу «вор!», он просто тут валялся. – Брюнет улыбался чуть ли
не до ушей, блондин в распахнутой рубашке вытирал кровь с лица правой рукой, а
левой искал пачку сигарет.
-Вот как, ты левша? – Нелу изменил свой тон.
-Ребята, если вы собираетесь тут что-то сломать, это
очень не понравится полицейским, но мне все равно, можете продолжать, только
учтите – тут повсюду камеры.
-Кстати о камерах, - Нелу развернулся к бармену, -
записи скопировать можно?
Лицо бармена вытянулось слегка, но тут же снова
вернулось к обычному скучающему и одновременно доброжелательно зазывающему и
предлагающему выражению.
-Да делай ты что хочешь, то же мне, Джеймс Бонд…
На улице усиливался дождь. Они вдвоем пересекли
торговый центр города и медленно пешком направлялись в окраины.
-И ты надеешься со своими резиновыми руками спасать
человечество? – Спросил тихо Нелу.
-Они не резиновые, странный ты.
-Это я уже понял. – И подражая манере Саши
разговаривать, Нелу добавил, сильно растягивая слова. – Я просек тогда во время
драки твою фишку чувак!
-Ты тоже думаешь, что это гипноз.
-Кто тебе сказал такое, нет. Я действительно её
просек.
-А мне не расскажешь, что именно ты понял?
-Нет. Пусть все есть как сейчас. Тебе не зачем этого
знать.
-Просто… - Парень наклонил голову вбок, потом в
другой, вытянул вперед руки и посмотрел на них. – Я всегда дотягиваюсь туда,
куда хочу.
-Даже до луны? – Улыбнулся Нелу, впрочем, сделал это
он достаточно серьезно.
Саша поднял вверх голову и посмотрел на серебристый
диск.
-Я не пробовал.
-Почему?
-Боюсь. Каждый раз как думаю об этом, во рту
появляется привкус металла. Я с детства боялся этого. Что из-за желания может
случиться что-то «неправильное».
-Ты умрешь?
-Нет. Что-то другое, но и смерть тоже.
-Если больше шести человек смотрят на тебя – у тебя
обычные руки, тебе нечего бояться с таким ограничителем закона «трех
наблюдателей чуда» Калиостро.
-Ах да, мы же только что это проверили. Мог бы
просто попросить или даже спросить. Кстати, что было в том бумажнике?
-Наверное, деньги…
-А ведь когда-то я хотел вырасти и уехать.
-Уехать?
-Да, и причем с большой буквы. Не то, чтобы громко,
просто именно так, как хочу. А еще до этого я читал книжку, совсем еще
ребенком. «Астронавт Джонс» называлась. Там парень сбежал из дома. На самом
деле так история была заметно лучше, чем можно вот так на первый взгляд решить.
-Я знаю много вещей, которые лучше, чем на первый
взгляд о них решают. Твой предел шесть наблюдателей. Хороший предел, наверное,
потому что ты делаешь это с детства. Но на самом деле это ничего не значит.
-Что значит «предел»?! Я ненавижу пределы!!! Еще раз
произнесешь это слово – сломаю твои любимые очки, они меня раздражают.
Нелу достал из кобуры под мышкой огромный револьвер
блестящий серебристого цвета, он был похож на оружие, которое оторвет тебе руку
при выстреле по меркам Александра.
-Что за пушка?
-Дот семьсот нитро экспресс.
-Чем заряжено это чудовище?
-Смотреть на патроны не обязательно. – Нелу
посмотрел на напарника предостерегающе. – Просто ты должен был увидеть само
оружие. Теперь ты его увидел.
Нелу убрал оружие. Алеш так и не смог понять – это
была угроза или нечто совершенно иное.
-Ладно, я просто спросил. Ты интересно мыслишь.
-Особенно тебе. В первую очередь ты. – Тон Нелу
сменился.
-Да понял я, понял! Слушай, что у тебя с... Стой. –
Александр схватил очки и напялил их на себя. В лицо ему уставился револьвер
Нелу, но молодой «клерк» рассматривал все вокруг, вертя головой в разные
стороны и поминутно задирая её к небу. Это продолжалось, пока Нелу не убрал
оружие снова и не протянул руку, понимая, что силой ему их не вернуть. Алекс
водил пальцем по стеклу, сняв очки.
-Шершавые…
-Они зеркальные.
-Матовые же.
-Нет, ты не понял. Сквозь них смотришь на мир,
словно на отражение в зеркале – левое меняется на правое и наоборот.
-Слышал про такие. Поэтому ты сразу понял, что мои
руки – не иллюзия?
-Нет. Ты не понимаешь, что такое иллюзия. – Тон Нелу
вновь изменился.
-Я понимаю, я ведь все-таки остался. Я очень хорошо
знаю, что такое иллюзия. – Ответил ему Алеш. – У меня был друг, мы с ним учились
вместе. Я показал ему свои руки, и он провел эксперимент. Не один – пару сотен.
Основным прибором там была камера. Хочешь узнать, чем все это закончилось?
-Я уже знаю.
-Все равно слушай. Значит так – я тушил окурки, как
тогда, при тебе и дотрагивался до предметов. В те времена я мог это сделать,
если на меня смотрят два человека, не больше. Но камера не в счет. И все равно
мы никого больше не приглашали на наши «эксперименты» после занятий. Он
включает камеру – я сажусь и смотрю по сторонам, он отходит, я гашу сигарету об
столешницу в четырех метрах от себя. На лаке остается след. Его там не было,
она была чистой, он смотрит внимательно, потом мы вместе смотрим пленку. На ней
я просто вытягиваю руку, и ничего не происходит. Понимаешь?
Нелу кивнул.
-Конечно, так и должно было быть.
-Ты. Я НЕ ДОТЯГИВАЮСЬ! Я просто «гашу» её об воздух.
И все. Он слегка разочарован. Это в первый раз. Потом он смотрит на стол и
ВИДИТ ожог. Наводит на него камеру СНОВА, и она тоже ВИДИТ ОЖОГ! Он в шоке. Я
курю, мне плевать. Мы повторяем. На этот раз я дотрагиваюсь до него и гашу ОБ ЕГО
ПЛЕЧО. Он закатал рукав, он кричит от боли, я, не смущаясь, оставляю ему клеймо
на всю жизнь. С пяти метров, из коридора, он в углу комнаты, но я его вижу. Мы
снова смотрим пленку. Я калечу воздух. Он даже не дымится. Мы видим ожог на его
руке, он покраснел и опух. Камера запечатлевает его рану, когда мы снова
наводим её на него. Он садится с карандашом и начинает чертить.
Вначале он сказал, что это все-таки иллюзия. То
есть, какой-то гипноз, а потом сильное самовнушение и ожоги там появляются. НО.
Он не мог объяснить отпечатки на столе, они вводили его в смущение и мешали
жить и нормальное думать. Он как пес цепной ходил вокруг стола и смотрел на
ожоги, а они – клянусь – смотрели на него. Мы курили траву. Ожоги не пропадали.
Нам становилось легче. Потом он сказал мне, нет, прокричал – что я бог. Я
согласился, мне терять нечего. Он сказал, что я каждый раз нарушая законы физики,
создаю новый мир, новую вселенную, возможно параллельную реальность и могу туда
взять с собой ограниченное число наблюдателей. А камера остается в прежнем и
видит «старое пространство». Какое-то время. То пространство, где я не могу, у
меня не получается сделать то, что я хочу. Он сел с травой и через полчаса
сообщил, что возможно только время расщепляется. А может через минуту это
сказал. В то время там стоял уже синий дымок, и не занимайся я всем этим с
детства, подумал бы, что все лишь сон. Он сказал – время многомерно. Я
согласился. Я делаю это и какая разница как. Скажи, как думаешь, я, правда
ухожу «куда-то не туда», каждый раз как дотрагиваюсь сквозь пространство и
забираю с собой всех на меня смотрящих, ну или пытаюсь утянуть эти критические
и такие цеплючие взгляды?
-Это основа магии мой друг. Делать невозможное и
показывать это людям. И ты забываешь про… забудь.
-Про что?
-Они как крючки на мне. Каждый человек. Но не
животные. Почему?
-Это мир людей. Кошка, когда собирается умирать,
уходит туда, где её никто не сможет найти, знаешь почему? Она сомневается. Она
может передумать умирать. И вернется снова, чтобы лизнуть кого-то.
-Понятно. Он был всего лишь студентом-физиком. К
тому же хиппи.
-Что с ним теперь? Потерялся? Погиб?
-Нет. Разбился. Позвоночник сломал, пытаясь
научиться летать на заброшенной стройке. Явно под мухой был.
-Понятно. Жаль. Эм… за Икара.
-За Икара! А он летит, а на него все больше людей
смотрит. И вопрошает – ты почему летишь?
-За него, за того, кто не смог забрать с собой всех
их.
-Слишком много балласта.
-Слишком. Его бы сбросить.
-Скажи, Нелу, что за закон трех наблюдателей
Калиостро, про который ты говорил. Это та же муть что была с камерой?
-Хороший такой закон, удобный. Главная его прелесть
в том что его не существует, как впрочем и остальных законов, пока человек их
не находит. И в то же время он есть, покуда есть такие как мы с тобой. Просто
когда говорят про «Закон трех очевидцев чуда Калиостро» или «Закон наблюдательного
Старика» - все, кто в теме знают что имеется в виду...
-Такие как мы?
-На самом деле он был известен задолго до Калиостро,
это стеб такой, если ты понимаешь о чем я. Интуитивно его постигает каждый. Его
пытались обойти во все времена. Одни становились отшельниками стремясь порвать
все связи с миром и научиться чувствовать его суть, то око что никогда не дремлет
и всегда смотрит на тебя – даже когда ты наедине с собой, они называли его по-разному,
все чаще – Богом. Другие – жили в толпе, которая делала из них обычных людей, в
том пласте реальностей столь идентичных друг дружке что походили на одну они
становились душой толпы. Фокусниками, они удивляли людей тонко балансируя на
рубеже магии и обычной ловкости рук – учась манипулировать вниманием сотен и
тысяч наблюдателей фиктивного чуда, стремились ощутить ту грань, на которой
держится их истинное чудо, попытаться обойти её. Почему-то считалось – тот, кто
сможет это – станет «круче всех». Власть, слава, могущество, признание и знания
– они хотели этого, пока были молодые, они уставали от этого очень быстро, они
уходили. На самом деле в недавней истории этого мира были несколько вспышек,
когда сразу несколько групп талантливых магов искали выход за пределы мира
человеческой материальной иллюзии. Большинство уставало или отчаивалось, они и
впрямь уходили а те, кто шли за ними – им не пытались ничего передать
наставники, им все приходилось начинать сначала. Я помню алхимиков, которые
потратили на это свои чертовски длинные жизни. Они становились демонами и
меняли тела как лайковые перчатки, но не могли утянуть в свою версию реальности
больше десяти человек – это абсолютный эмпирический предел. Душа одного
человека стоит души другого, а все «обычные люди» - в конце концов те же маги,
умеющие лишь своим неверием развеивать любые чары. Знаешь что чувствует человек
при смерти? Удивление, неверие, отказ, он проверяет реальность на «чистоту»
перед смертью, это прошито в его коде – отказ от своих крыльев в замен на
коллективную силу бога – этого государственного строя общества душ основавшего
Землю. На самом деле её основали «сектанты», говоря современным языком для
современных ушей, они верили что для того чтобы быть счастливыми, чтобы жить в
счастье – им не нужна их сила, зато так они могут всегда все начать сначала...
-Как знакомо... – с горечью сказал Алеш.
-Они создали свое «государство», Общество Душ. В
любом государстве есть анархисты, не признающие силу государства, бога, тем
более что знают – она происходит лишь из слабости большинства членов той стаи в
которой они родились. Отторгнутая ими с рождения сила «простых людей» никуда не
делать, их коллективная сила – это их спящий Бог, который держит мир в его
условных физических границах и порождает правила игры, в которую играют теперь
все они. Вне бога – законы реальности могут быть каким угодно, они по прежнему
зависимы от наблюдателя, но тот может произвольно меняться меняя вслед за собой
и свой собственный мир, теряя контакт с другими душами и вновь его находя. Вне
бога – души смертны. Они исчезают в небытие в контакте друг с другом. Чтобы
тебе было понятно, я могут такой род контактов назвать общечеловеческим словом
«война». Именно бог людей прекращает войну душ внутри себя и делает бессмертной
ту многомерную подводную часть айсберга, вершина которой живет в этой
четырехмерной «игрушке» которую ты видишь перед собой с рождения, собственно – бог
людей делает условно «бессмертной» саму душу, нельзя уничтожить душу «простого
человека», не уничтожив сначала их бога, а это практически невозможно. Именно
поэтому его и создавали, в конце концов так «играть в мир» они могут еще очень
и очень долго, рождаясь, живя, умирая, забывая все и снова рождаясь. Одна душа
с точки зрения подавляющей силы бога стоит другой, но многие так не считали.
Ведь они с рождения чувствовали себя «особенными». Я знал тех, кто этим маялся
веками. Одна Розионэ чего стоит, редкая стерва, но с харизмой.
-Твоя девушка?
-К счастью нет – меня от неё в свое время спас мой
друг Гинко. Алеш, я знаю три успешных попытки обойти это правило, защиту
реальности, принадлежащей человеческому богу, ту защиту которая моментально
стирает из неё пытающегося при помощи магии повлиять на судьбы большого числа
людей, тем более – прервать эти тонкие красные нити натянутые до предела. Из-за
очевидной мне попытки повторить одну из них мы тут с тобой сейчас стоим.
-Круто.
-Серьезно. А знаешь в чем преимущество анархиста от
убежденного фаната того государства, в котором он родился?
-Догадываюсь.
-Я уверен, что ты верно догадываешься. Забей на то,
что я сказал. До появления такого феномена как Бог у нас у каждого был свой
мир, мы были свободны и хотели находить похожих на себя. Беда в том, что с этой
тяги к общению началось восхождения Бога на трон небесный. Нет единой истории,
нет единого мнения, причины и следствия которые ты можешь найти в этом мире –
все во власти Бога. Ты можешь с ними соглашаться, а можешь не соглашаться, в
конце концов так как Бог распределен между его носителя – это твои причины и
следствия, но лишь поэтому. Знаешь, что тело может сопротивляться велению своей
души?
-Это весьма дико.
-Душа это шахматист, а тело – фигура на доске. Тело
это Аватара, но оно создано таким, чтобы могло мечтать и любить, это весьма
сложная Аватара созданная по образу и подобию души. Это тень души, а отнюдь не
её вместилище, это рисунок который оставляет душа гравитацией в этом
мире-холсте. Но тело – не душа. Тело смертно, а душа под богом – нет. Тело умрет,
уйдут её мечты, а душа возьмет себе иное тело. Душа помнит все жизни всех тел,
которыми она играла в этом мире-игре, а тела исчезают в пустоте. Это кажется
бредом до тех пор пока не встречаешься с ситуацией, когда душа из-за скуки
рушит мечты того тела, которым играет, издевается над ним, стремится разрушить
его любовь. Тело – почти животное, а душа – нечто большее чем человек. Для тела
мечта зачастую то, к чему оно боится прикоснуться, а душа уже устала мечтать,
ей скучно, она хочет играть и забавляться, она с радостью разрушит мечту
тела-игрушки лишь бы попытаться найти в этой трагедии себя, забыться или
вспомнить. Душ не так уж и много – от Адама шесть шестерок, а тел теперь
намного больше и у многих душ есть по нескольку тел, которыми они играют параллельно.
Человек – то, что рождается в процессе игры души животным телом, его разум не
видит душу, а тело живет так как оно было запрограммировано, и все же по всей
жизни душа подталкивает человеческое тело к совершению странных поступков. Душа
может покинуть тело, а может в него вернуться. Душа не принадлежит телу, его
мыслям и поступкам, тело слишком примитивно для неё, она с легкостью
предугадывает его желания и стремления, его дальнейшую судьбу для души
рассчитает тот же коллективный Бог. Но душе не интересно, знать что будет
дальше с этим телом. Душа считает тело частью себя, своим воплощение с которым
всегда может расстаться, но тело не должно подозревать о существовании души,
иначе оно станет сопротивляться. Ведь оно – лишь тело, а не душа. Интересная
игрушка, не более. Тело может жить и без души, это значит лишь что над ним не
будет веять рок из странной череды «случайностей» и только. У тела есть разум,
у тела есть зачатки собственной души, но эти зачатки никогда не станут тем, что
управляет этим телом, играет с ним, просто не дадут. Не надо быть слишком высокого
мнения о себе, ты – тело, но ты – не душа, люди говорят «моя душа», это смешно
на самом деле. Душа может ассоциировать себя с телом, которым играет, пытаться
вжиться в него. Она знает все, что знает тело, но тело не знает всего, что
знает душа. Душа поиграет, ей надоест и она уйдет, выбросив тело твое и свое в
мусорную корзину. У неё много игр и много развлечений от скуки. Ей нравятся
грязные и сломанные куклы, ради забавы она искалечит тебя, твою жизнь, пытаясь вспомнить
себя прежнюю душа будет снова и снова обрекать свое тело на муки при жизни, она
свободна, она в любой момент может тебя покинуть – а тебе останется ждать,
покуда она снова вернется. Ты игрушка, любимая или нет, но не более. Ты не
можешь стать её душой, жить вместе с ней, в ней, у неё есть на тебя взгляд и
мнение, а у тебя его не должно быть на неё в принципе – ты не должен
подозревать о существовании своей души, о том, что тобой просто играют. Ты
должен принимать все веления своего сердца – как свои, для того чтобы оправдать
их – у тебя есть разум, он замкнут и заточен в темницу из чувств и желаний, это
путы разума, чтобы он не вырвался на свободу. Мы – животные, выведенные на
Земле для того, чтобы души по образу и подобию которых мы были созданы могли
играть с нами, жить в нас, в чем-то мы тоже их клетка. Именно воображение душ
вдыхает в нас жизнь, делает нас теми, кто мы есть, мы становимся так похожи на
них, что иногда забываем кто мы есть на самом деле. Но это их воображение, не
наше, иногда мы можем становиться полной копией своей души вовсе, а можем быть
полной противоположностью, мы можем бороться с её волей, но зачастую – если она
сама хочет нам дать немножечко свободы, если нет – мы и не догадаемся что это
не наша воля. В любом случае куклы должны быть смертными, чтобы души продолжали
быть уникальны.
-Круто. Без обид Нелу. Но я чувствую – по моим
мозгам проехал сектантский каток.
-Вот почему я и говорю – твое право, твоя суть.
Магия – это не тайные знания, можно сколько угодно твердить, что конечной истины
нет, но раз её хочется искать, значит в конце-концов её обязательно найдут,
вопрос в другом – удовлетворит ли она ищущего и не попытаются ли её тут же с
ходу изменить под себя. Ты все же не настолько человек, чтобы искать истины. Ты
вполне можешь их порождать, твои руки не вписывающиеся в этот банальный
четырехмерный мир – тому доказательство. Знания – это фикция, условность этого
мира, кусочек неписанных правил этой игры. У душ нет знаний, именно поэтому они
и души, у них есть желания, а их знания для их нужд порождает Бог, что создал
не только этот серый и обыденный, такой скучный мир. Души играют нами во многих
мирах, Алеш, во многих. И везде их называют по разному.
-Демоны?
-Я слышал так много раз это слово и каждый раз его
суть была иной. – Улыбнулся Нелу и поправил очки. – Все мы куклы, только вот
чьи мы. Если ты скажешь, что принадлежишь сам себе и на этом успокоишься,
куклой ты быть не перестанешь. Я почему-то при встрече подумал, что ты кукла «души-анархиста»,
не признающей правила этого мира, как и правила вообще, пусть даже это правила
игры и вся их суть в том, чтобы быть интересными. И еще, в миле отсюда на крыше
живет кукла. Кукла которая должна была умереть, но почему-то не стала, кукла
вставшая и могилы гуляющая сама по себе, кукла маленькой девочки, которая
больше не может заснуть, кукла души, у которой очень серьезный кризис, раз она
пытается так резко ломать правила, установленные Богом.
***
Глубокий
колодец за той калиткой, где никогда не дует ветер.
История
Алисы Кэролл.
У нас в классе появилась новенькая. Эта девочка
сказала, что её зовут Кэролл. И я сразу подумала – это неправда, это
ненастоящее имя. Для девочки. Мы сразу подружились, она сама ко мне подошла,
домой ходили вместе, я боялась, что мама про неё узнает. И прятала её, под
кроватью, когда она заходила в комнату. Она научилась лежать, тихо-тихо не
шевелясь.
И почти не дыша.
1.
Про кота и молоко. Про маму и сны. Про Дверь.
Мой папа умер, когда мне было девять. У нас дома,
однажды утром я нашла его холодным в кровати. Я потом еще долго ходила каждую
ночь к матери в комнату и слушала, как та дышит. Мне казалось – она перестанет
это делать как-нибудь, и, проснувшись, я найду её холодное окоченевшее тело.
У нас был кот. Цветочком звали. Он был как лилия,
беленький и пушистый весь. Правда линял часто, и я чихала, и мама чихала. Мы
все чихали, а он нет.
В детстве его кошачьем, его напоили пропавшим
молоком, он чуть не умер, его тошнило, рвало и поносило. У него даже
температура поднималась и ему сделали укол, но он выжил. Каждый раз как мы
садились есть, он принюхивался и если чувствовал что-то молочное – забивался в
угол и из-за коробки на нас глядели его грустные глаза. Я улыбалась ему, и он
совсем грустнел. Прятался, но смотрел. Как мы будем умирать.
Он очень любил спать у порога, и нельзя отучить его
никак от этого было. Однажды мама пришла грустная. Я плакала, оказалось, что
она, перешагивая не глядя, наступила на него и сломала ему шейные позвонки. Я
похоронила Цветочек за домом, рядом с цветами, что выращивала сама для матери и
бабушки. Правда бабушка их не видела, но чувствовала запахи. Тоже чихала. И
однажды у неё остановилось сердце. Сказали врачи – что ты натворила девочка?
Впрочем, они быстро все поняли и смягчились. Я не знала про аллергию бабушки.
А потом мама изменилась. Задолго до того, как я
встретила Кэролл, она разогнала всех моих подруг и друзей. В первую очередь
мальчиков, ей казалось, что я скоро соберусь и уеду от неё. Она кричала на них,
уводила меня насильно от них, из их домов, с улицы, запрещала выходить, делала
вид, что хочет, чтобы я готовила уроки, закрывала окна и занавешивала каждый
раз на день занавески. Однажды даже вызвала милицию, когда меня прятала Линда у
себя, и не хотел моей маме открывать. Они взломали дверь и меня увели домой. А
дом Линды обыскивали, мама сказала им, что я курю траву. Поэтому я так
обрадовалась, когда у меня появилась Кэролл!
Мы с ней часто играли, пока матери не было дома, и
однажды она позвала меня на улицу. Я спросила:
-Куда мы, скоро мама придет!
Она мне ответила:
-Туда, где нас никто не найдет!
Я сказала, что такого места просто в природе не
существует.
Она улыбнулась и, наклонившись, прошептала мне в
ухо:
-Мы идем охотиться на скрипов!
-Мы будем искать скрипы, прислушиваясь, и ловить их?
Мне понравилась такая идея, но судя по тому, как она
загадочно и мило улыбнулась, я поняла, что мои познания в охоте на скрипов
неимоверно пусты и не точны. Все происходит не так, да и скрипы, возможно,
что-то типа мышей. Которых, конечно, снова никто кроме меня и Кэролл не видит.
Я даже усомнилась, а видит ли кто-нибудь саму Кэролл? Вроде в школе она
спокойно села ко мне за одну парту никого, не спросив, и ни с кем, кроме меня
не разговаривала, но иногда её вызывали к доске, так что хоть учительница, но
видела её точно. Наверное, она тоже одинока, как и я.
Мы шли, был уже вечер. Она вела за собой, не
отпуская руки, пока не привела за дом, оставшийся от моей бабушки. Тут малышкой
я играла в песочнице, которая была просто одной большой кучей песка сваленного
строителями. Меня тогда в ней чуть не засыпало.
Сейчас песка не осталось. За старой покосившейся
калиткой был колодец. Такой же старый и уже никому не нужный. Если стоять возле
него – смолкало все. Ни ветра, ни шума листвы в кронах, даже птицы смолкали. Я
называла это место в детстве – «Круг Тишины». Я удивилась, что Кэролл, которая
вообще из другого города приехала, если не из другой страны, про это место была
осведомлена.
«Откуда она узнала?», спросила я себя, но
промолчала.
На самом деле я боялась, мне не хотелось терять
доверие единственного оставшегося друга на этой планете. Пусть и слегка
странного, но ведь друзей не выбирают! К тому же, странные друзья – самые
интересные!
Мы стояли в «Кругу Тишины», взявшись за руки, наши
пальцы были сцеплены, мне почему-то вдруг стало так хорошо. И вдруг, я
почувствовала, как что-то слегка дотрагивается до моей ноги. Словно ласкает, я
обернулась и ничего не увидела. Это ощущение поднялось выше. Потом опять
исчезло, чтобы появиться вновь, на этот раз во всем теле.
-Что происходит? Кэролл, это ты меня трогаешь?
Она, молча, повернулась и улыбнулась мне.
-Хочешь открыть эту дверь?
Я с удивлением, слегка не понимая о чем она,
смотрела на её странные длинные, слишком длинные даже для девочки ресницы. К
тому же – совершенно прямые. Но при этом странно-красивые. И тут это чувство
повторилось вновь, на этот раз по всему телу, всей кожей я ощущала
прикосновение, совсем легкое, словно кто-то дотрагивается даже не до меня, а до
волосиков редких на моем теле, но сразу до всех! Я не знаю, сколько их на мне,
но думаю не так уж и много. В этот момент ощущение поднялось еще выше, и мои
волосы на голове буквально встали дыбом.
-Кэролл!?
Она спокойно смотрела и улыбалась. Я не боялась
ничего, когда она держит меня за руку!
-Ветер подул, - вдруг с удивлением пробормотала я.
-Ветер, он идет из ниоткуда?
-Держись! – Бросила мне Кэролл и ударила ногой в
пространство перед собой.
Порыв уже не ветра, а чего-то невообразимого сорвал
с места меня и Кэролл и понес куда-то не туда. Я не поняла, что это значит, но
все мое тело и весь мой разум взбунтовались и стали «сплющиваться и
размазываться» что ли?
2.
Новый мир, цветы луга поля и речка, мы одни, скрипы, ужас, конец.
Кэролл повернулась, и, улыбаясь, так что волосы на
затылке у меня опять встали дыбом сказала:
-Вот и все, назад ты не вернешься.
Единственное, что я смогла произнести тогда:
-Что, никогда?
А она так улыбнулась загадочно в этот миг…
Калитки не было, дома тоже. Ничего не было, кроме
того что росло само по себе. Ничего построенного или сделанного.
Но Кэролл умела все!
Мы ловили в ручье рыбу и ночами спали в траве или на
ветках дерева, когда мы засыпали, то смотрели на звезды – чужие и такие
интересные. Я поняла, как я привыкла к этому миру, смирилась, и только тогда
увидела бездну, в которую уходила выбранная мной тропинка жизни. В конце был
красивый камень на обычном кладбище, среди почти одинаковых могил. Стены были
облеплены фотографиями моих метаний и поиска счастья и самой себя, поиска
золотого самородка в реке, у старого заброшенного завода. Под пристальными
очами нарисованного на стене кота, за обратной стороной идущих в никуда людей
по серому асфальту и старым застывшим лужам.
И как же мне это тогда нравилось, почем, почему же?
Что со мной происходило тогда? Наверное, я спала, а теперь проснулась.
А еще мы прятались от скрипов. Кэролл рассмеялась и
сказала, что обманула меня, не мы будем на них охотиться, но это будет так же
интересно, пусть я не переживаю, она, Кэролл, опытная «попрыгунья». Я не до
конца поняла, что это значит. Но я вдруг поняла. Насколько. Я была счастлива в
те мгновения. Или это были дни?
Она перевернула цветок и показала то, что было под
ним. И тогда я впервые поняла – как же далеко я от Земли была. И возник страх.
Его, такого странного и до боли знакомого страха не было даже, когда мы бежали
от стаи скрипов по незнакомому лесу, который я так и не запомнила, никак, ни по
запахам, ни глазуально, просто не помнила даже, лес ли это был.
Запредельно незнакомо и по-другому. Почему я раньше
этого не замечала?
Но Кэролл снова взяла мои руки в свои, и, сжав наши
общие пальцы, сказала:
-Мы едины! И мы вольны!
Месер…
Мы сидели под звездами и смотрели на наше небо. Оно
было нашим с самого рождения, сейчас мы это понимали. Раньше просто любовались
им. Теперь гордились.
Там поднимались луны. Секунда и Месера. Красная как
Марс в солнечной системе секунда и Месера – прямо Земля – вид с Луны!
Мы были там. На обеих лунах. И смотрели на наш дом.
Мы мечтали – мы текли и снова вдаль неслись. Приятно
так, когда ты одинока с кем-то вместе. Одиночество – величайшее несчастье,
одиночество рядом с кем-то дорогим – величайшее счастье. Но редко так бывает в
этом мире.
Это как две стороны карандаша – заточенная и с
ластиком. Одной ты пишешь – другой стираешь. Пишешь память – стираешь
воспоминания.
Ты ищешь другие. Ты находишь только время. Если
конечно ты не одна из нас.
Но все пройдет и что-то останется, ведь мы этого
хотим, мы желаем, найти, то, что не исчезнет.
Это наш мир, или наши миры. Это мы. Ведь…
Мы вместе! И мы – вольны!
Мы всегда будем вместе…
Ведь кроме нас тут никого и нет…
Я не помню, как это закончилось. Наверное, я
сглупила и скрипы поймали меня, когда Кэролл не было рядом. Она бы помогла, она
бы спасла. И вот я здесь. Только не до конца понимаю – где?
Иногда Они приходили проведать меня, и раздавались
эти скрипы их шагов, Они хотели мне добра и говорили ласково, но Они были такие
чужие, я не помнила кто Они. Почему называют меня Алисой. Наверное, это мое
имя, фамилию я так и не узнала, но мне все равно.
Я не хотела больше оставаться в этой комнате-палате.
Я не могу дышать, наверное, у меня тоже аллергия на пыль. Я задыхаюсь ночью. Но
не знаю, как открыть окно. За ним решетка, но врачи не разрешают открывать
окно. Я слышала – к ним что-то приносят, и на веревочке подтягивают, и потом по
палатам через вентиляцию идет сильный сладковатый запах. Бегают санитары,
кричат. Я закрываю уши руками и под одеялом пытаюсь забыться. Уйти. Вновь до
конца. Вспомнить, как открывается эта дверь. Та, что внутри меня. Чтобы туда.
Ходить по лугам и в лесу, купаться в речке и искать то озеро, под которым
«что-то есть!». Дышать. Я так хочу дышать! Я снова хочу вдыхать эти запахи,
дышать тем воздухом!
«Кэролл?! Забери меня отсюда!», кричу я в такие
душные ночи и понимаю, что не слышу своего голоса. Скоро его не услышит никто?
Я не хочу быть одна, даже если всю свою короткую жизнь я была одинока – я так
не хочу умирать одна в этой комнате, где даже стены кажется становятся все
ближе и скоро раздавят меня...
«Моя Кэролл!!», кричу и бьюсь я вся внутри, «Забери
меня!!!»
Однажды я проснулась и едва не уснула в приступе
навсегда. Когда я вновь открыла глаза – на груди сидел кот. Связанная. Я
лежала. И смотрела. На кота. Его зеленые глаза. Казалось – они не с этого
света, они смотрят словно не на меня а сквозь и внутрь меня, вбок и куда-то не
туда, иные измерения – иные миры, мои иные жизни и судьбы. Все они отражались в
зеленых как китайский нефрит глазах кота.
Кот сказал мне свое «ня», его клыки были огромны,
казалось – они длиннее раза в два, чем нужно для порядочного кота. Я смотрела и
плакала. Я была рада, что смерть выглядит именно так.
-Ты звала хозяйку своего сна? – Спросили меня глаза
кота. И я кивнула – как могла – привязанная ведь была.
-Идем? – Спросили глаза кота.
«Идем», ответили мои глаза.
«Это слишком пыльное место тут странно пахнет и моим
усам оно не нравится...», сказал мне деловито кот одними огромными светящимися
в темноте зелеными глазами. Только лунный свет Лусинэ падал на кровать.
Всходила полная луна, а кот деловито умывался на моей кровати, касаясь мягкими
лапками с лунными коготками моей маленькой и нервной груди. И тут я поняла, что
все еще жива. Что кот – настоящий. Что жизнь моя – настоящая. Что я уйду отсюда
– прямо сейчас и ничто меня не остановит. И желание то росло, оно было глупым и
на первый взгляд невыполнимым. Но мне было все равно. Я не думала как. Я не
думала почему. Я не боялась больше ничего. Я чувствовала необъяснимую гармонию
и в тишине росло оно. Желание мое. Оно росло – во мне. Плача странными слезами чувствовала необъяснимую
уверенность, которая переполнила меня и потекла в этот мир, она переполняла
этот мир – до краев наполнился он им.
И она меняла в ту ночь его.
***
Эвика
Скарлет
Эвика висела над городом, уцепившись пальцами за одновременно
гладкий и шершавый металл часовой стрелки. Крупные капли дождя летели то
вертикально вниз, то под порывом ветра наискось, а зачастую и вообще ложились горизонтально,
падали на металл и еле слышно шипели, временами попадая ей прямо в лицо. Они дрожали
на длинных ресницах и сползали по щекам, стремясь к ней в рот, но оставались
обычно на губах, не в силах сделать невозможное и попасть внутрь. Такие пресные
и знакомые капли воды, но не слез, хотели стать сейчас частью неё, Эвика нашла
бы это милым, если бы не росшая у неё внутри пустота. Внизу рассасывалась
жизнь, автомобили развозили тепленькие комочки по их норкам, еще немного и
человеческого тепла совсем не останется. А мелодия все играла, знакомая с
детства, но от этого не менее странная; как заведенная, она повторяла знакомый
мотив, только Эвика не могла все еще вспомнить его. Иногда ей казалось, что вот
оно самое – уже можно назвать эти звуки по имени, вот-вот, еще немного и тогда…
и тогда они словно затихали в ней. Не то, чтобы девочка их больше не слышала,
просто они отодвигались куда-то вглубь и убегали из памяти, как мелкие домовые
мыши из-под кухонного ножа.
-Вода, вода… - шептала она. – Надо больше воды…
Однажды погрузив руки в воду, и почувствовав, как ей
вдруг стало плохо (словно в паутину бабочка попала к пауку!), девочка не могла
больше остановиться. Раньше Эвика забивалась от дождя в самый дальний угол
чердака, но все изменилось. Теперь она хотела дождя! Но все еще боялась
погружаться в воду, знала, наверное, что та растворит её, только ничего это не
меняло и точка. Если бы она когда-нибудь курила, то уже знала эту тягу, если бы
была влюблена, знала бы эту тягу, если бы она успела вырасти, то знала бы эту
тягу, ту, что испытывала сейчас к ужасным дождевым каплям, текущим по бледному
лицу.
***
Комментариев нет:
Отправить комментарий